Header image

 

 

 
 

УПУЩЕННОЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ
Об итогах нулевых годов
«Литературная учеба», # 1, 2010 г.


Михаил Бойко, критик

На днях я перечитывал книгу Олега Давыдова «Демон сочинительства» и наткнулся на потрясающе точное предсказание: «Нет, что бы ни говорили, а потребитель соцреализма никуда не исчез. Да и куда бы ему исчезнуть? Не надо быть большим пророком для того, чтобы предсказать повышение спроса на совковую литературу после кратковременного его затухания. И соответственно – дальнейшее развитие этой литературы, обновление ее репертуара. Да что говорить, этот процесс пошел уже полным ходом». Самое интересное, что написано это в сентябре 1993 года – задолго до того, как указанная тенденция возобладала.

Репертуар соцреализма обновился, и произошло это как раз в «нулевые» годы. Вдруг оказалось, что техника письма, выработанная в годы соцреализма, как нельзя лучше подходит для обслуживания социального заказа XXI века. Конечно, суть соцреализма при этом была выхолощена и подменена, но форма осталась практически неизменной.

Нас не должно сбивать с толку, что для государства и общества девяностые годы – это тяжелейший период. Так уж получается, что материальное благополучие и творческая энергия часто колеблются в противофазе не только у индивида, но и у социума. Девяностые годы – это эпоха литературного рас­цвета, новаторства, экспериментирования, бунтарства, обогащения новыми практиками, приемами и смыслами. В чане литературы в это время бурлит сусло из множества ингредиентов: концептуализма, постмодернизма, метафизического реализма, рецептуализма, психоделики, натурализма и т. д.

«Нулевые» годы – это блаженная расслабленность. Вместо прежнего многоцветья – набивший оскомину убогий нарратив, тягучее месиво, взбухшее на соцреалистической закваске. Правда, и на этом фоне вспыхнуло несколько новых имен – Михаил Елизаров, Андрей Рубанов и другие. Но диапазон литературных исканий сильно сузился. Даже Лев Данилкин, главный идеолог «нуледесятничества», в «Нумерации с хвоста» был вынужден признать: «Ни один из отобранных текстов нельзя назвать по-настоящему авангардным. <...> Выбирая способ повествования, литераторы останавливаются на традиционном проверенном реализме – и не случайно в 2008-м так много было добротных реалистических романов».

Именно – добротных. Американские производители в этом случае говорят good enough. Литература «нулевых» – это good enough литература. Без шедевров, без надрыва, без трансценденции. Даже Сорокин и Пелевин превратились в good enough писателей, так что уже Проханов выглядит более смелым экспериментатором.

А имеют ли экспериментальные и вообще альтернативные мейнстриму направления в литературе то значение, которое мы им придаем? Мало кто задается этим вопросом. Вот поэт Кирилл Медведев задается, и я не могу отказать себе в удовольствии процитировать его статью из альманаха «Транслит»: «В каком случае человек остро жаждет поэтического новаторства, в каком случае им владеет этот фетиш «новизны»? Конечно, в том случае, если человека не устраивает та стратификация – социальная, этническая, идеологическая и т. п., которую он ощущает в обществе, и он – осознанно или нет – хочет иной, хочет, чтобы связи между людьми проходили по каким-то другим линиям».

Доминирование в современной литературе «добротного реализма» отражает запрос на консервацию общества – замораживание status quo, в котором заинтересована новая элита и ее литературная обслуга. Не будем забывать, что главный потребитель и заказчик литературы сегодня – это государство (и зависимый от него крупный капитал).

В результате «бунтари» оказались вытеснены на обочину литературного процесса. Не скажу, что они совсем исчезли. Есть Кирилл Медведев, есть Алина Витухновская, есть Алексей Цветков, есть Ефим Лямпорт (в Оклахоме), есть Дмитрий Галковский и многие другие. Но они существуют в своих «анклавах» и практически не влияют на мейнстрим.

Зато сформировался запрос на псевдобунтарей, отвлекающих ресурсы и внимание от подлинных радикалов. Наиболее характерный пример – раскручиваемый либералами и отдельными близорукими патриотами Захар Прилепин. Оказалось, что радикальная риторика превосходно сочетается с подхалимажем и заискиванием перед влиятельными в литературном мире людьми. Не прошло и пяти лет, и вот уже тертые, мастеровитые профессионалы угодничают перед пронырливым литератором, владеющим пером на уровне десятиклассника!

Регресс наблюдается и в литературной критике. Фактически ушли из критики по разным причинам Дмитрий Бавильский, Олег Давыдов, Вячеслав Курицын, Игорь Зотов, Ефим Лямпорт, Виктория Шохина и другие. Появились новые критики, но равнозначными фигурами они пока, на мой взгляд, не стали. Если бы критика сегодня работала эффективно, курьезы, подобные Прилепину, были бы невозможны.

Многие ниши в литературной критике вообще не заняты. Когда Елена Погорелая, Валерия Пустовая и Алиса Ганиева создали сообщество «ПоПуГан», я подумал: а с кем из сверстников-критиков я бы мог объединиться? И вдруг с ужасом осознал, что ни с кем. Кое с кем из поэтов – мог бы. Кое с кем из прозаиков – тоже. А из критиков – ни с кем. Есть близкие мне критики из старшего поколения, есть подающие надежды критики из младшего поколения, но среди сверстников я не вижу ни одного единомышленника. Возможно, это усугубляет мой пессимизм.

Сейчас многие говорят об «упущенном десятилетии». Я думаю, что эти слова можно отнести и к литературе.


http://www.lych.ru/online/index.php/0ainmenu-65/48--12010/512--l-r

 

© М.Е. Бойко